Чародеи [Побег. Чародей поневоле. Возвращение короля Кобольда] - Кристофер Сташефф

— Судьбы людей… — Гвен встала рядом с ней. — Что ты собираешься делать, Агата?

— Да так, немного поколдую, дитя мое. — Старая колдунья усмехнулась: — Разве я не говорила тебе, что мы с тобой покажем им, что такое настоящее колдовство?

Она отвернулась и начала доставать с полки каменные кружки.

— Разведи огонь, дитя мое. Мы будем жить, потому что должны жить. Эта земля еще не готова принять нас.

Гвен высекла искру и разожгла огонь.

— Ты необыкновенно весела для колдуньи, которую лишили желаемого успокоения, старая Агата.

Колдунья прокудахтала что-то в ответ и потерла свои тощие костлявые руки.

— Это веселье ремесленника, дитя мое, который знает свое дело и видит перед собой цель, большую по сравнению с той, что когда-либо ставила перед ним жизнь. Я буду жить, и намного веселее, чем раньше, потому что старая Агата нужна, и она еще многое успеет сделать. Та война, о которой ты мне рассказала, будет самым большим делом, за которое когда-либо бралась старая Агата.

Она достала с полки мерку и начала отмерять всякие порошки из кружек и ссыпать их в горшок, потом взяла маленькую ложку и стала мешать варево. Гвен принюхалась к струйке пара, поднимающейся над горшком.

— Что за странное варево, Агата? Никогда не видела, чтобы колдовали подобным образом, разве что слышала, что так делали в сказках.

Агата перестала мешать и бросила взгляд на Гвен.

— Ты еще слишком молода, дитя мое, и знаешь только половину из всего, что может вершить колдунья.

Она снова принялась за работу.

— Конечно, верно то, что наша сила заключается в разуме. Но также верно и то, что ты используешь только толику того, на что способна, дитя мое. Ты еще не знаешь своей силы во всей полноте и глубине, всех ее скрытых возможностей. В твоей душе есть такие потайные уголки, о которых ты и не догадываешься. И ты не можешь вызвать эту силу, как бы ты ни хотела. Она скрыта слишком глубоко, недосягаемо глубоко. Ты должна применить хитрость, чтобы вытянуть ее из себя, и воля тут не поможет. — Она вдохнула в себя запах дыма. — При помощи вот этих порошков, если их правильно смешать и приготовить, можно вызвать те силы, что дремлют в тебе. Перья колибри — для скорости полета; пчела — для того, чтобы жалить; маковые зерна — для притупления разума врагов; сажа — для того, чтобы сливаться с ночью: жимолость — чтобы стать крепче скалы; зола — чтобы вернуться к родному очагу. Она вытащила ложку, тягучая жидкость медленно стекла обратно в горшок. — Еще не достаточно загустело, — пробормотала старуха и стала снова помешивать варево. — Поставь кружки обратно на полку, дитя мое: порядок на кухне ускорит дело.

Гвен взяла со стола несколько кружек и посмотрела на вход в пещеру. Гул толпы стал громче.

— Старая Агата, они пришли!

Первый крестьянин ворвался в пещеру, размахивая косой.

— Их рев только поможет снадобью обрести нужный вкус, — сказала старая колдунья и усмехнулась. Она склонилась над горшком и стала что-то напевать вполголоса.

Крестьянин наткнулся на невидимый барьер, вставший на его пути в виде легкой дымки, попятился и свалил с ног двоих, что следовали за ним. Остальные налетели на своих упавших товарищей, прекрасно дополнив кучу малу. Нижние пытались выбраться из-под груды тел, верхние орали, вскакивали на ноги и натыкались на вновь подошедших крестьян. Завязалась потасовка, а выступ был так узок, что вмещал только одного человека; крестьяне пятились, прижимаясь к каменной стене, а те, кто стоял у края пропасти, балансировали, размахивая руками.

— Выступ такой узкий, что они могут заходить ко мне только по одному. — Агата обернула горшок тряпкой и сняла его с огня — рука ее напряглась. — Быстрее, дитя мое, — проговорила она, — треножник! Сын мой Гарольд стоит многих людей, но он не в состоянии удерживать их так долго, ведь их много! Быстрее! Быстрее! Мы должны прийти ему на помощь!

Она кинулась к входу в пещеру. Гвен подхватила треножник и побежала за ней. Когда она поставила его на землю и Агата поместила на него горшок, над их головами вдруг что-то просвистело.

— Веревочные лестницы! — прокудахтала Агата. — Они все продумали до мелочей! Быстрее, дитя мое! Принеси мехи!

Гвен побежала в пещеру, теряясь в догадках, что задумала старая колдунья. Вернувшись, она протянула мехи Агате, склонившейся над горшком. В это время высокий бородатый тип появился на лестнице и стал карабкаться на выступ. В одной руке он держал темную блестящую палку, издававшую скрежещущий звук всякий раз, когда он задевал ею о камень.

— Металлический жезл! — Агата начала яростно раздувать мехи над горшком. — Этот грязный священник не должен коснуться моего сына!

Но жезл уже задел легкую дымку и заискрился; Сколакс завопил от радости и кинулся к пещере, за ним последовали остальные.

— Ублюдок! — закричала Агата. — Исчадие ада! Чтоб ты сдох! Ты убил моего сына!

Она свирепо глянула на него, раздувая мехи. Пар от горшка выстрелил обжигающей струей в сторону ворвавшихся. Они остановились как вкопанные. Лица их стали мертвенно-бледными, на коже выступили маленькие красные пятнышки. Они завопили, ринулись назад и упали на руки своих товарищей, которые испуганно озирались по сторонам, не понимая, что за невидимые стрелы впиваются в них.

Какое-то время толпа металась из стороны в сторону у входа в пещеру, потом те, кто находился сзади, тоже начали кричать от боли — их жалили невидимые пчелы, — и затем вся толпа кинулась вниз по выступу. Остался только священник, пытавшийся увернуться от диких пчел; лицо его было красным от укусов. Старая ведьма откинула голову и издала протяжный кудахтающий звук, продолжая раздувать мехи.

— Мы победили, дитя мое! — Они убежали! — Потом она склонилась над горшком и злорадно зашипела: — Сейчас они поплатятся за его смерть!

Приложив неимоверные усилия, Сколакс рванулся вперед и занес жезл над головой колдуньи. Гвен кинулась ей на помощь, но жезл отпрыгнул вдруг назад, свалил священника с ног, и тот сильно ударился о каменный пол. Агата издала радостный крик:

— Он жив! Мой сын Гарольд жив!

Но священник вновь поднял свой жезл, хотя и был он тяжел и огромен, лицо его перекосилось от боли и ярости.

— Послушайте меня! Послушайте Сколакса! Разорвите их! Уничтожьте их! Они — слуги дьявола! — И он кинулся с яростным ревом на свои жертвы.

Род сделал шаг вперед и, схватив жезл, вырвал его из рук священника. Но тут в пещеру на зов священника ворвались еще несколько крестьян с косами и мотыгами… А потом была вспышка, ослепляющая, парализующая… сияние вокруг. И тишина, оглушительная и неожиданная, и падение, падение во тьму, кромешною и неизведанную, и холод, пронизывающий холод…